jeudi 5 juin 2025

 

Как Германия се опита, а Русия се опитва да опровергае Талес, Хегел и хода на световната история

(русскоязычный текст размещен в конце данной статьи) 


В историята на XX и XXI век отново и отново се повтаря един и същ сценарий: континентална държава („кротка и добра по душа“) хвърля, „бидейки принудена“, ръкавицата на  „морските хищници“ и „пирати“ — морските народи. Германия — в началото на миналия век. Русия — днес. И всеки път конфликтът прераства в световен, защото зад него не стои само политика. Той има корени в самата световна география и в мироусещането, което тя формира.
Защо именно Германия започна и двете световни войни? Защо Русия в XXI век отново влезе в продължителен конфликт със Запада? 


Морската цивилизация: началото на историята

 
Георг Вилхелм Фридрих Хегел в лекциите си по философия на историята твърди:


„Средиземно море, като залив на Атлантика, е центърът на световната история. Тук живеят народите, пробудени към духа, към свободата, към универсалността.“


Това при него не е поетична метафора, а философско-историческа теза: науката и историята започват там, където сушата среща морето в умерен климат. Морето не само свързва противоположни части на сушата, но и въздейства на мисленето — прави го открито и подвижно. Народите, които живеят на брега — гърци, римляни, финикийци, испанци, португалци, англичани — са били принудени не само да напускат земята си, за да търгуват, пътуват, пиратстват, воюват, свързват, но и да излизат извън непосредствеността на самото мислене. Така се раждат науката, световната търговия, културната и финансова система, обменът, движението и свободата.
Морето не признава граници. То провокира комуникация. Ето защо морските градове и държави — от Атина до САЩ — създават не само империи, основани на обир и сила, но и универсални системи: на мисълта, правото, финансите, търговията и технологиите.



Германия, обърната към сушата

 
Когато чрез усилията на Бисмарк Германия се обединява през 1871 г., морският свят вече е бил формиран. Великобритания и Франция си поделят колонии, САЩ укрепват силата си, морските пътища са отдавна установени. Германия разполага с университети, индустрия, наука — тя принадлежи към духовната орбита на атлантическата култура — но тя няма необходим собствен излаз към океана и глобалните пътища.
В опит да компенсира тази външна ограниченост, Германия култивира в себе си интензивност на мисълта, насочена навътре. Но когато тя се опитва да се изравни с морските сили, надделява не резултата на този неин духовен труд, а традиционната континентална логика: развитие чрез завладяване на територия. Това противоречи на самата немска метафизика, която е достигнала до революционни резултати в своята духовна дисциплинираност и стремежа към свобода. Но този плод на немската култура не пада в “немската пазва”. Въпреки необходимостта и значението на свободния „морски дух“, подчертан от Хегел, както Френско-Пруската, така и Първата и Втората световна война са били не толкова войни за моретата, колкото за континентално господство. По време на Втората световна война, в „битката за Атлантика“, Германия само извършва диверсии по морските пътища, но нито има сили, нито особено намерение да ги постави под свой контрол. Затова основната ѝ цел стават сухопътни завоевания на съседните западни държави, както и настъпление към Източна Европа – Полша, Украйна, Кавказ – за да компенсира чрез териториални завоевания липсата на морско влияние. Хитлер не е оспорвал британско-американското морско господство; той е мечтаел за сухоземно „жизнено пространство“, където наивно вярваше, че може да осигури историческо благополучие на народа си без океани или само с ограничените изходи към моретата, които Германия вече притежаваше. Така Германия се обръща не към Атлантика, а навътре към Евразия – там, където живее геополитическата илюзия за световно влияние и значение чрез територия.


Русия: обсебеност от бреговете

 
Русия повтаря същата логика. Както и Германия, тя не се е формирала на бреговете на открити морета. Балтийско и Черно море са вътрешни, сложни басейни. Северните морета са студени, замързващи, неблагоприятни за живот и мореплаване. Пряк достъп до Атлантическия океан – няма. Именно затова историята на Русия е история на компенсиране на морското безсилие чрез суша и сухоземен контрол..
Петър I прокопава „прозорец към Европа“, но той така и не се е превъръща във врата. По-късно Русия води десетки войни за излаз към топли морета. Но всяка победа не е била приобщаване към морската култура. Дори когато се създава флот, той не носи глобална морска и културна експанзия — той предимно охранява собствените сухоземни граници.
През XXI век Русия отново се оказа в положението на губеща в океанското съревнование държава. В икономиката, в логистиката, в технологиите — тя не е интегрирана в необходимата степен в глобалните морски мрежи. Нейната реакция е същата като тази на Германия преди сто години: дрънкайки с оръжие, тя навлиза навътре в континента — в Украйна, на Кавказ, в зоната на сухоземния „буфер“.
Нападението над Украйна е не само акт на агресия, но преди всичко израз на геополитически страх. Украйна, особено след 2014 г., ускорява своето движение към Атлантика: чрез сближаване с НАТО, чрез желание за икономическа и политическа интеграция с Европа. Контролът над Крим и пристанищата на Азовско море по-рано е давал на Русия илюзията за някакво морско влияние в черноморската посока — незначителен, но символично важен „атлантически излаз“. Загубата на Украйна и Крим е била възприета като напълно катастрофална загуба дори на това минимално морско присъствие.
Според последните данни на CSIS във войната между Русия и Украйна вече са загинали и били осакатени около 1,4 милиона души, от които около 1 милион са руски загуби. Готовността на Русия да убива хора в такива колосални мащаби, без да има в същността си каквито и да било ясни и приемливи за цивилизация рационални цели, които биха могли да бъдат постигнати с подобна безумна цена, говори единствено за огромен и панически геополитически и културен страх на съвременен руски елит. Защото в съвременния свят няма такива цели, заради които да си струва да бъдат хвърляни безкрайно човешки животи в тази месомелачка и с някаква маниакалност да не се желае тя да бъде спряна без да да бъдат непременно уталожени тези страхове.
Трябва да се отбележи, че в тази война Украйна, загрижена преди всичко за собствената си политическа независимост, в същото време неочаквано се превърна и в определено културно-цивилизационно предизвикателство. Украйна сякаш започна, дори без да си поставя съзнателно тази цел, да пренасочва и да променя самия център на идейно привличане, да създава перспектива за появата на нов славянски център вече в орбитата на атлантическата цивилизация. Не само западнославянски, какъвто е съществувал и преди, но сега и източнославянски, което може да се разглежда като поява на своеобразен украински и „източнославянски атлантизъм“. Пръв пример за който е бил демонстриран от южнославянска черноморска България. Това обстоятелство предизвика още по-голяма паника в Москва: това вече не изглежда само като политическа, а и духовна заплаха — опасност от това, че „славянската душа“ ще може съвсем да загърби, да се откъсне от своята сухоземна матрица и да даде заразителен пример на всички други за този отказ от традиционния и исторически пагубен начин на мислене, определян като вечна антитеза на океана и морето,  — така и славяните да вземат и да успеят да се свържат “с океана”, с хоризонта, с универсализма, и да бъдат пример, че този „наш тъжен път през степта“, както казва поетът, има алтернатива.
Алтернатива на онзи път, който очебийно се оказва и фантастично изгоден за малобройната класа на формиралите се руски големи собственици, приватизирали неизмерими природни богатства в частна и лична собственост. Именно заради тези богатства и личното притежание над тях те в момента убиват и жертват чужди животи. За тях е жизнено необходимо да получат от „Запада“ писмена индулгенция за по-нататъшен контрол върху тези богатства. Защото само западната цивилизация е единствената политическа сила, която застрашава техния абсолютно неограничен и престъпен по форма и съдържание произвол. Изтокът никога не е възразявал срещу деспотичното притежание на националните богатства, а гласа и слабата воля на собственото население днес се оказва възможно да бъдат дори още по-успешно задушавани отколкото в предтехнологичните епохи.
От страна на Русия това, следователно, не е агресия за демонстрация на мощ и сила. Това е по-скоро паническо стратегическо отстъпление, прикрито с идеология. Концентрирането върху територията и нейните недра — вместо да се концентрира върху креативност и свободата на мисълта. Поставянето акцента върху контрола — вместо доверие в хората и открития свят. Това е — страх на големците от загуба на владенията им и изчезване в един динамичен свят. Този страх, присъщ преди всичко на управляващата политическа и икономическа върхушка, те успяват да внушат на населението и да развържат от негово име война с низки и мръсни цели, представяйки защитата на установеното от тях архаично и несправедливо разпределение на народните богатства — като „защита на отечеството“ и “борба с нацизма”.


Макиндер: геополитика на сушата и морето

 
Британският стратег Халфорд Макиндер още през 1904 година формулира следното правило:
„Който контролира Източна Европа, контролира т.нар. Хартленд. Който контролира Хартленда — може да управлява света.“
Той добавя: това е временно предимство, защото истинското господство принадлежи на онези, които контролират океаните. Морската държава — това не е просто флот. Това е способността да се държи под контрол световната система от връзки: пристанища, канали, валута, технологии, култура.
Континенталната държава, която завладява територии, може да получи някакво предимство за 10–20 години, но винаги ще остане изолирана, ако не бъде интегрирана в морската логистика на света. Германия разбра това след 1945 г. Русия — все още не.


Руската „духовност“ като оправдание за затвореност

 
За разлика от Германия, Русия — опирайки се на духовния опит на последната и на собствената си традиционна религия — винаги се е стремяла да изработи убедителна за своята култура специфична философия, оправдаваща своето изоставане. От религиозните мислители — от Достоевски до Илин и Дугин — се проследява идеята, че Русия има особен път, че тя е носител на някаква „собствена духовност“, която уж е противоположна на прекалено рационалното, меркантилно и „бездуховно“ западно мислене.
Тази изгодна за класа на собствениците идея се поощрява от тях и замества обективната неспособност на Русия да се интегрира органично в съвременната цивилизация с един мит за духовна дълбочина. Но, както казва Хегел, дълбочината може да бъде и напълно празна. Неспособността да се разберат и де се приемат световните правила — „правилата на системата“ — се заменя с опит те да бъдат отречени и преосмислени според тесен класов интерес, комбиниран с регионално, почти фундаменталистко разбиране за „истината“, наследена като нещо завършено и неподлежащо на промяна.
Вместо приемственост към положителните и културни страни на светския СССР — връщане към догматично-православни и самодържавни управленски и политически практики. Арести, забрани, съдилища и физическо устраняване на политически противници.
 Вместо модернизация — сакрализация.
 Вместо интеграция — претенция.
Това не е философия, не е политика, а една психологическа защита, форма на класова геополитическа завист, прикрита под реторика за избраност.


Атлантическият момент на СССР

 
Следва да се отбележи, че съветският проект за известно време преодолява тази сухоземна и континентална затвореност… Марксизмът, формално основан на идеята за развитие на световната история, прогреса на производителния дух и борбата му за свобода, съдържаше в себе си импулс към атлантизма. А и как би могло да бъде иначе, щом в неговата идеология толкова се почиташе западната философия като наука и такъв „атлантически мислител“ като Хегел? Това е бил, така да се каже, опит да се измъкне от географския фатализъм, да се преодолее привързаността към „почвата“ в името на съвременен и универсален подход към света.
СССР, започвайки още от революцията, „беше завладян“ от глобалната логика на самия дух на историята, духа на социалната свобода, а агресивното нападение на Германия буквално го тласна „с две ръце“ в „правилната“ посока, превръщайки го в участник в атлантическата, а не в континенталната коалиция, към която в началото на войната той се накланя, съюзявайки се с Хитлер при разделянето на Полша.
Науката, културата и космосът се превъръщат в своеобразен заместител на морето. Пробивът в космическия океан става символичен компенсационен жест: невъзможността за господство над моретата на Земята се компенсира с желанието да бъдеш пръв в излизането отвъд научните и планетарни хоризонти — колкото и тези хоризонти да се изкривяват от разсъдъка на идеологията и историческото невежество. Същото важи и за създаването на ядреното оръжие.

Народите на СССР, след разпадането му, следователно, получават всички възможности да застанат на този „момент на атлантизъм“ и откритост, да ги засилят, развивайки тази освободителна линия на националните култури. Основавайки я върху постиженията на наука, просвещение и философската мисъл, която не може да се каже, че е била изучавана добре, но все пак е била доста широко застъпена в съветската образователна система. Но поради най-различни причини постсъветска Русия, от „зеещите“ съветски висоти, започна бавно, но сигурно да се плъзга към един „континентализъм“, близък до самодържавния. Руският президент, произхождащ от морския град, Петербург — рожбата на създателя на руския флот Петър Велики — се оказва напълно глух както към символизма на родния си град, така и към идеята за откритост и свобода. Той последователно започна да обръща „съветския атлантизъм“ с гръб към океана, насочвайки се с лице към все същите степи, пълни с нефт, и към Китай, възраждайки някакви съвсем допетровски митове и клишета. 




Защо побеждава океанът

 
Континенталните държави губят не защото „все нямат късмет“ и не са агресивни “по природа”, а защото, водени от слепотата и алчността на своя голям капитал, се противопоставят на архитектурата на съвременния свят, която е „архитектура на Партенона“. Тя не принадлежи на никому, а е дело на световната история, на човечеството като цяло. И тя не може да се преустройва произволно от който и да било.

Днешната сила на народите не е в хектарите земя или кубичните метри газ, а в гъвкавостта, скоростта, отвореността и архитектурната красота на изграждането на световни връзки и инфраструктурни проекти.
Побеждава не този, който заграбва чуждото, дори то някога да е било негово, а този, който не корумпирано, а естетически приемливо свързва земи, народи, икономики, смисли — дори и с изгода за себе си, както е прието в икономиката.
Светът е устроен като сложна система от връзки, като интернет. Морета и океани не са граници, а свързващи стихии. Който ги уважава, който владее връзките — управлява смислите. Който управлява смислите — пише правилата. 
И Германия, и Русия се опитват да се утвърдят в историята, обръщайки гръб на морето и тръгвайки към сушата. Но историята се движи в обратна посока — от сушата към водата, от застой към текучест, от контрол към комуникация, от задържане към отпускане и свързване. Както още е твърдял Талес  — „водата“, а не нещо друго, стои в основата на всичко съществуващо.
Хегел показва, че морската стихия отваря духа към свободата, към която можеш само да се присъединиш, а не да го отричаш.  Германия го разбра след 1945 година. Русия — все още не.
Историческият успех не започва с претенции. Той започва с това да погледнеш към хоризонта и да признаеш, че не си център на света, а си само негова част, която може да се впише във вече съществуващата сложна и крехка система по нейните вече изградени с векове правила, а не по своята израснала в изолиран регион воля. Докато цивилизациите фетишизират сушата като източник на национално богатство, изпадат в сухоземен регионализъм, облягайки го на каквато и да е религия или метафизика — те ще изостават и ще търпят поражения, дори и да имат някакъв временен илюзорен успех. Тръмп, заради тесногръдието си и неразбирането на историческата, “атлантическа” роля на САЩ, може и да изостави помощта си към Европа и към Украйна. Ако американският народ ще му позволи подобно нещо, то, освен че ще остави едно срамно и неустранимо петно на американската репутация на свободолюбива нация, това може би ще доведе и до военно и политическо поражение на Украйна. Но в крайна сметка и 300 спартанци не са уцеляли в древната битка при Термопилите. Но падането на персийската империя е бил само въпрос на време.

-----------------------------------------------------------

 

Как Германия старалась, а Россия старается опровергнуть Фалеса, Гегеля и ход истории

 

В истории XX и XXI века снова и снова повторяется один и тот же сценарий: континентальная держава (“кроткая и добрая душой”) бросает “вынужденный” вызов “морским хищникам” и “пиратам”- морским народам. Германия — в начале прошлого века. Россия — сегодня. И всякий раз конфликт разрастается до мирового, потому что за ним стоит не только политика. Он коренится в самой мировой географии и в мироощущении, которое эта география формирует.

Почему именно Германия начала обе мировые войны? Почему Россия в XXI веке снова вступила в долгий конфликт с Западом? 



Морская цивилизация: начало истории


Георг Вильгельм Фридрих Гегель в своих лекциях по философии истории утверждал:

«Средиземное море, как залив Атлантики, является центром мировой истории. Здесь живут народы, пробудившиеся к духу, к свободе, к универсальности».

Это не было у него поэтическим обобщением, а специально отмеченным философско-историческим утверждением: наука и история начинается там, где суша выходит к воде с умеренным климатом. Море в этих условиях не только связывает противоположные части суши, но принципиальным образом воздействует на мышление, освобождает его, делает внешнее и внутреннее пространство открытым, текучим. Народы, живущие у берега — греки, римляне, финикийцы, испанцы, англичане — были вынуждены выходить как за пределы своей земли, чтобы торговать, плавать, воевать, соединять, так и за пределы непосредственности самого мышления. Так рождается наука, мировая торговая и культурная система, обмен, движение и свобода.

Море не признает границ. Оно - провоцирующе коммуникативно. Потому морские державы — от Афин до США — создавали не только основанные на силе империи, но и универсальные системы: мысли, права, торговли, технологий.



Германия развернувшаяся к суше

Когда усилиями Бисмарка Германия появилась как объединенная нация — в 1871 году — морской мир уже был сформирован. Великобритания и Франция делили колонии, США наращивали мощь, морские пути были давно установлены. Германия также обладала развитыми университетами, промышленностью, наукой, ибо находилась в духовной орбите атлантической культуры — но она не имела нужного выхода к глобальному океану и его путям.

Германия поэтому,  в качестве компенсации этой внешней ограниченности приложения своих сил, воспитывала в себе интенсивность углубления мысли в себя. Но когда она, возбужденная этой глубокой определённостью духа, попыталась выравняться с морскими державами — в ней возобладала не эта интенсивность мысли, а старая эмпирическая континентальная логика: расширение не через мышление, а через пространство земли. Что на самом деле противоречило выводам самой немецкой метафизики. Последняя достигла революционных результатов в движении духа к свободе, но этот плод оказался не востребованным немецким народом. Вопреки необходимости и значению для истории свободного “духа моря” подчеркнутому Гегелем, и франко-прусская, и Первая, и Вторая мировые войны были войнами не столько за моря, сколько за континентальное господство. Во Второй Мировой войне, в «битве за Атлантику» она лишь осуществляла диверсии на морских путях, но взять их под контроль не имела сил и особых намерений. Германия поэтому ставила основной целью лишь сухопутные захваты соседских земель — шла в Восточную Европу, в Польшу, к Украине, к Кавказу, чтобы через землю компенсировать отсутствие влияния на море. Гитлер не оспаривал британо-американского морского господства, он наивно мечтал о сухопутном “жизненном пространстве”. Где он полагал возможным найти для народа историческое благополучие без всяких океанов. Германия отвернулась от Атлантики и пошла внутрь Евразии, туда, где живёт геополитическая иллюзия мирового влияния и значимости через территорию.



Россия: одержимость берегами

Россия повторяет ту же логику. Как и Германия, она не сформировалась на берегах открытых морей. Балтийское и Чёрное моря — это внутренние, сложные бассейны. Северные замерзающие моря не благоприятны для жизни и судоходства. Прямого доступа к Атлантическому океану — нет. Именно поэтому история России — это история компенсации исторически сложившегося морского бессилия через сушу и сухопутный контроль, а не через интеграцию.

Пётр I прорубал «окно в Европу», но оно никогда не стало дверью. Позже Россия вела десятки войн за выход к тёплым морям. Но каждая победа была не столько приобщением к морской культуре, сколь закреплением сухопутной армии у побережья. Даже когда флот создавался, он не нёс глобальной культурной экспансии — он охранял преимущественно свои рубежи. 

В XXI веке Россия вновь оказалась в положении проигрывающей в океаническом соревновании державы. В экономике, в логистике, в технологиях — она не встроена в необходимой мере в глобальные морские цепочки. Ее реакция — та же, что у Германии сто лет назад: она идет вглубь континента, в Украину, на Кавказ, в зону сухопутного “буфера”.

Нападение на Украину — это не только акт агрессии, но и выражение геополитического страха правящего класса. Украина, особенно после 2014 года, ускорила свое движение к Атлантике: через сближение с НАТО, через желание экономической и политической интеграции с Европой. Контроль над Крымом и портами Азовского моря ранее всегда давал России иллюзию хоть какого-то морского влияния на Черноморском направлении — крошечного, но символически важного «атлантического выхода». Потеря Украины и Крыма была воспринята, как катастрофическая потеря даже этого минимального морского присутствия.
По последним данным CSIS в российско-украинской войне уже погибло и искалечено около 1.4 миллиона человек, где около миллиона приходится на российские потери. Готовность России идти на убийство людей в таких колоссальных масштабах, не имея по сути никаких внятных целей, которые можно бы было достигать такой безумной ценой, говорит только об огромном и паническом геополитическом и культурном страхе. Ибо в современном мире нет таких целей, за которые бы имело смысл так жестоко бросать человеческие жизни в эту мясорубку и не желать остановить ее. За этим стоит леденящий страх российского президента и его окружения, которые ради удержания власти и богатства готовы уничтожить и свое население и население любого иного народа.

Необходимо отметить, что в этой войне Украина, озабоченная прежде всего собственной политической независимостью, в то же время неожиданно стала вызовом и культурно-цивилизационным. Она как бы начала, даже сама не ставя себе эту цель осознанно, перетягивать и менять сам центр идейного притяжения, создавать перспективу появления нового славянского центра уже в составе атлантической цивилизации. Не только западно-славянского, который существовал и ранее, но теперь и восточно-славянского, создание восточноевропейского коридора, ориентированного на Запад — это рождение своеобразного “восточно-славянского атлантизма.” Первым примером которого быть может стала южнославянская, черноморская Болгария. И это вызвало еще большую панику в Москве: угроза, что «славянская душа» сумеет отказаться, оторваться от своей извечной сухопутной матрицы и даст пример этого отказа от традиционного и духовно пагубного образа мысли, определенного не духом моря, открытости, а духом изолирующйся земли, успеет, т.о., соединиться с океаном, с горизонтом, с универсализмом, забросит, наконец, тоскливый “степной путь”. Который  оказалось так всегда фантастически выгоден малочисленному классу либо как ранее  помещиков, либо как ныне - ушло и быстро сформировавшихся крупных собственников, приватизировавших несметные природные богатства в частную собственность, за которую они и кладут сейчас чужие жизни и индульгенцию на контроль над которыми им бы хотелось получить в письменном виде «от Запада” . Ибо этот последний -  единственная политическая сила угрожающая их ничем не ограниченному преступному во всех смыслах произволу. Восток никогда не возражал против деспотических форм владения национальными ресурсами, а  голос и слабую волю собственного населения  оказалось можно сегодня еще более  успешно оболванить и придушить нежели в до технологичные эпохи.

Со стороны России это таким образом,  не агрессия ради проявления силы. Это — паническое стратегическое отступление, прикрытое идеологией. Ставка на территорию и ее недра — вместо ставки на свободное мышление. Ставка на контроль — вместо доверия к открытому миру. Это — страх исчезнуть в текучем мире, где нельзя держаться лишь на грубой силе.





Макиндер: геополитика суши и моря

Британский стратег Хэлфорд Макиндер ещё в 1904 году сформулировал правило:

«Кто контролирует Восточную Европу, тот контролирует так называемый Хартленд. Кто контролирует Хартленд — может управлять миром».

Он же добавил: но это временное преимущество, потому что настоящее доминирование принадлежит тем, кто контролирует океаны. Морская держава — это не просто флот. Это способность держать под контролем и поддерживать мировую систему связей: порты, пути, проливы, каналы, валюту, технологии, культуру.

Континентальная держава, захватывающая территорию, может получить какое-то преимущество на 10–20 лет, но она всегда будет изолирована, если не будет встроена в морскую логистику мира. Германия это поняла после 1945 года. Россия — пока нет.



Русская «духовность» как оправдание замкнутости

В отличие от Германии, Россия — и в опоре на духовный опыт последней, но прежде всего на свою традиционную религию — всегда старалась разработать убедительную для своей культуры специфическую философию оправдания своего сухопутного отставания. От религиозных мыслителей, от Достоевского до Ильина и Дугина тянется идея, что у России особый путь, что она носитель некоей «собственной духовности, ценностей», якобы противоположных слишком уж рациональному, меркантильному, агрессивному «бездуховному» “западному мышлению”.


Эта выгодная классу собственников идея поощряется ими и подменяет объективную на данный момент неспособность органически встраиваться в цивилизацию,  мифом о глубине. Но как говорил Гегель, глубина может быть и совершенно мнимой и пустой. Неспособность понять и принять мировые правила, “правила системы» заменяется попыткой их отрицать и переосмыслить в классово выгодном ключе, согласно своему, региональному фундаменталистскому пониманию “правды», как утверждается, унаследованному “от отцов”, как нечто готовое и изменению не подлежащее. Вместо модернизации — сакрализация. Вместо интеграции — претензия. Это не философия, а психологическая защита, форма геополитической зависти, скрытая под риторикой избранности.




Атлантический момент СССР

Необходимо отметить, что советский проект на время преодолел эту сухопутную Zамкнутость…Марксизм, формально основанный на идее мировой истории производящего духа и его борьбы за свободу, содержал в себе импульс атлантизма. Да и как бы это могло быть иначе, если в его идеологии так почитаема была западная философская традиция и такой “атлантический мыслитель” как Гегель? Это была, т.о., попытка вырваться из географического фатализма, преодолеть привязанность к «почве» ради современного и универсального подхода к миру. СССР, начиная с революции, оказался «захвачен» в глобальную логику самим духом истории, духом социальной свободы, а агрессивное нападение Германии совсем уже толкнуло его “обеими руками” в «правильную» сторону, сделав его стороной атлантической, а не континентальной коалиции, к чему по инерции советская Россия клонилась. Наука, культура и космос — стали у СССР своего рода заменой морю. Прорыв в космический океан стал символическим компенсационным жестом: невозможность господства в водах Земли компенсиравалась пальмой первенства в выходе в научные и планетарные горизонты, сколь бы их не искажал рассудок идеологии и историческое невежество.
У народов СССР, после его падения, были, таким образом, все возможности встать на этот “момент атлантизма” и открытости, развивая эту освободительную линию национальных культур. Опирая ее на достижения философской мысли, которая нельзя сказать, чтобы хорошо, но все же изучалась достаточно широко в системе советского образования. Но в силу самого разного рода причин постсоветская РФ с “зияющих” советских высот начала медленно но верно сползать в близкий самодержавному “континентализм”. Российский президент, выходец из морского Петербурга, этого детища Петра, оказался совершенно глух и к символизму своего родного города, и к идее открытости и свободы. Он последовательно стал разворачивать “советский атлантизм” спиной к океану, поворачиваясь лицом к степям полным нефти и Китаю, возрождать какие-то совершенно допетровские мифы и “представления о прекрасном”. 



Почему побеждает океан

Континентальные державы  проигрывают, не потому, что им “не везет” или потому, что они не агрессивны “по своей степной природе”, а потому что они начинают по слепоте и алчности своего крупного капитала противостоять архитектуре современного мира, которая есть “архитектура Парфенона”. 
 Сегодняшняя сила — не в гектарах земли и кубометрах газа, а в гибкости, скорости, открытости и архитектонической красоте построения мировых контактов. Побеждает не тот, кто захватывает чужое, пусть даже оно недавно считалось “твоим”, а тот, кто не коррупционно, а эстетически  приемлемо связывает и соединяет земли, народы, экономики, смыслы, пусть и с выгодой для себя, как это принято в экономике.

Мир устроен как сложная система связей, как интернет. Моря и океаны — не границы, а связующие стихии. Кто уважает их, кто владеет связями — управляет смыслами. Кто управляет смыслами — пишет правила. 
И Германия, и Россия пытались утвердиться в истории, развернувшись от моря к суше. Но история движется в обратном направлении — туда, откуда текут с гор и равнин ручьи, от суши к морю, от застоя к текучести, от контроля к коммуникации, от изолированности к соединению. И ведь, если верить Фалесу: вода есть первоначало всего сущего?

Гегель показал, что морская стихия открывает духу путь к свободе. Германия после 1945 поняла это. Россия — пока нет. 



Исторический успех и свобода не достигается и не начинается с обид и претензий. Пусть даже основательных. Не на обиженных ли возят, как раз, эту самую воду? 

Успехи народа начинаются с того, чтобы взглянуть на горизонт и признать, что центр мира не в одном каком-то месте, пусть оно и твое “родное”, что человеку и народу суждено понять себя лишь как его малая в масштабах вселенной часть, которая лишь может встроиться в уже существующую систему по правилам этой системы, а не по своему произволу. Пока цивилизации будут фетишизировать сушу, как источник богатств нации, впадать в высокомерный сухопутный регионализм, опирая его на какую угодно религию или метафизику — они будут отставать и терпеть  поражение.
Господин президент Трамп, который в силу узости своего мышления, также, конечно, может тоже повернуться спиной к океану, лицом к Китаю, не понимая исторической роли США. Он, конечно, высокомерно может пренебречь интересами и опасениями Европы и жертвами и борьбой Украины. И если американский народ позволит ему это сделать, то кроме того, что тогда он навсегда запятнает свою американскую репутацию свободолюбивой нации, это наверное может привести к военному и политическому поражению Украины. Конечно может. Но в конце концов и 300 спартанцев потерпели поражение в битве при Фермопилах. Но поражение Персидской империи уже было лишь вопросом времени.